Зависимые отношения-3: варианты развития терапии

1. С самого начала клиентка обращается к терапевту из своей слабой части: она несчастна, виновата, ничего не может поделать с обстоятельствами, пытается выяснить у терапевта, велика ли ее вина, как ее можно исправить, что ей надо делать, чтобы «быть хорошей» для своего партнера.

Женщина озвучивает свои ожидания, что терапевт поможет, защитит, научит, потому что он добрый и сильный. Понятно, что таким образом клиентка обращается к сильной и доброй части терапевта.

Терапевт (реальный) некоторое время ее поддерживает: утешает, дает советы. Через несколько сессий становится ясно, что эта стратегия ни к чему не приводит: советы не выполняются, положение не облегчается, клиентка чувствует себя виноватой уже перед терапевтом, которому она «плохо помогает», терапевт в ответ тоже чувствует вину (он не помог), скоро «терапия» заканчивается, клиентка уходит.

Ей удалось расщепить терапевта во-первых на сильного и слабого – терапевт старался соответствовать ожиданиям клиентки, «слабость» ему «не разрешалась», во-вторых на доброго и злого – агрессия так же оказалась «под запретом».

Добрый и сильный терапевт с одной стороны, воплощает мечту об идеальном родителе младенчества, который давно потерян, но о котором клиентка продолжает мечтать. А с другой стороны он же является сейчас фрустратором, поскольку «заставляет» ее переживать вину за свое «плохое поведение»: отсутствие изменений в ее жизни и невыполнение указаний и заданий терапевта, а заодно и просто за себя саму, такую, какая есть. 

Парадоксальным образом «добрый» терапевт становится источником новых страданий и недовольства, о которых невозможно сказать: клиентка же видит, что терапевт делает все, чтобы ей помочь, хорошо к ней относится, а она опять чувствует себя «плохой». Все как в жизни.

Чем более «добр» терапевт, тем больше вины накопит клиентка, тем сложнее сказать о своем недовольстве и тем быстрее закончит терапию, утвердившись, что «с ней что-то не так», «ей нельзя помочь», «ее все равно не понимают». «Хорошее отношение» оказывается таким же невыносимым как и «плохое».

В одном случае терапевт остается виноватым (он «плохой», не помог), в другом – обиженным или злым (клиент «дурак» и ничего не понял). В обоих вариантах терапевт – «жертва» либо своей беспомощности, либо «глупости» клиента.

Кстати, в паре с таким клиентом терапевт к нему может развить и приличную агрессию, причем открытую, чем окончательно собьет того с толку и напугает или обидит. Понятно, что терапевт реагирует из своего расщепления, из полюса «жертвы» или «тирана».

Невозможность терапевта переживать амбивалентные чувства к клиенту, который вызывает и жалость и возмущение, приводит к взаимной беспомощности. Клиент хочет «хороших отношений», но они для него невыносимы из-за чувства вины, а плохие у него и так уже есть, в результате – очередной разрыв, новое разочарование и подтверждение своей катастрофической картины мира.

2. Сюжет в жизни клиентки примерно такой же. Однако с первой же сессии «жертва» таким образом предъявляет свои жалобы, что у терапевта, изначально настроенного очень сочувственно, возникает желание «добавить» ей: клиентка сразу нарушает границы терапии, жалуется на отсутствие денег, каждый раз разворачивает ситуацию так, что в ней просто невозможно найти какой-либо выход.

По сути, она ведет себя как «тиран» в отношении терапевта. Это пассивно-агрессивное поведение, позиция «тирана», недоступная ей в отношениях с партнером. Агрессия может проявляться к третьему лицу и в пассивно-агрессивной форме, позволяющей ей оставаться «верной» своему опыту, который запрещает агрессию в контакте.

Довольно быстро терапевт начинает испытывать желание защититься и высказывает свое раздражение. Это неожиданно «улучшает» поведение клиентки: она перестает нарушать границы терапии и переходит к рассказу о своей несчастной жизни.

И так происходит каждый раз: стоит ее поддержать и она начинает «плохо себя вести», но стоит проявить к ней агрессию – она успокаивается. Правда ни в одном случае не происходит никаких изменений ни в ее жизни, ни в терапии и работа продолжается «вхолостую».

При этом клиентка просто провоцирует «плохое отношение», «тирана» в терапевте! Если терапевт расщепляется и занимает «тираническую» позицию, то отношения могут затянуться, воспроизводя обычное для клиентки садо-мазо со «злым и сильным родителем».

В конце концов терапевт не выдержит и «проколется» — отреагирует избыточно агрессивно для клиентки, она испугается (терапевт уж очень станет похож на ее партнера в жизни), обидится и уйдет.

Все то недовольство, которое терапевт накопил в процессе работы и не смог открыто разместить в терапевтических отношениях (в силу собственных запретов и ограничений), он отреагировал на клиента, воспользовавшись очередным «неудобством» клиента. И просто избавился от него как от «неудобного».

Если терапевт сам пугается, оказаться «плохим», «не помочь», то есть виноватым или пристыженным – смотря какой смысл он сам вложил в недовольство клиента, то есть оказывается «жертвой» в отношениях с недовольным клиентом, оставляя ему роль «тирана», невозможную для того в отношениях с его жизненным партнером, и поддается на его требования, то терапия заканчивается гораздо быстрее – такой терапевт просто неинтересен, отношения с ним «ничего не повторяют».

Клиент сбрасывает на терапевта избыток накопившейся в жизни агрессии и уходит. В этом случае «хорошие отношения» для клиентки скорее «не интересны», чем невыносимы, а «плохие» и так есть, но финал остается прежним: разрыв и неудовлетворенность.

Печально то, что если мы имеем дело с садо-мазо отношениями, то часто самым большим нашим успехом может быть доведение до осознавания клиента происходящего в его жизни и «открытие ему слива чувств» для облегчения напряжения.

«Жертва» приходит на терапию не выздоравливать и менять что-то в своей жизни, а просто передохнуть. Попытки терапевта не просто эмоционально реагировать сочувствием и поддержкой, а «лечить» клиента – интегрировать внутриличностное расщепление, работать на осознавание и принятие агрессии, на поиск способов предъявлять ее в контакте, прояснять и поддерживать свои границы, восстанавливать самоуважение и собственное право жить так, как хочется, совершать самостоятельные выборы, наталкиваются на глухое сопротивление или более-менее скрытую агрессию клиента.

Целостный терапевт «не интересен» зависимому клиенту, с ним невозможны отношения слияния, повторение конфликтов детства. Внутренний мир такого клиента устроен так, что в нем присутствуют отношения слияния именно с «плохим родителем» его детства (мучающим, но и защищающим), именно с ним у него прочные отношения, хотя вроде бы жалуется на то, что с ним «плохо обращаются» и просит защиты у «доброго» терапевта.

Такому клиенту необходимо что-то сделать не для прекращения слияния с «тираном» и обретения собственной автономии, а для его продолжения. Он приходит к терапевту не за «хорошим» слиянием, а скорее за ресурсом продолжить жить так же.

«Хорошее» в нашем понимании это такое, которое основано на любви и заботе, а для клиента, выросшего в атмосфере агрессии и унижения, «хорошее» означает знакомое и «обещающее» воспроизведение конфликта детства.

Важный нюанс, сбивающий с толку терапевта, связан с тем, что и клиент и терапевт вроде хотят для клиента одного и того же – хороших отношений. И терапевт пытается выстроить с клиентом такие отношения, так почему же клиент снова и снова ведет себя так, что их сохранение оказывается невозможным? И клиент раз за разом оказывается в «плохих отношениях»?

Дело в том, что клиент, который разрушает хорошее отношение к себе, действительно «борется» за достижение отношений любви, но для него такие отношения возможны только с одним единственным человеком на всей земле – с его партнером, «замещающим» в его внутреннем мире родителя, злого или доброго.

Именно этого «родителя» надо снова «завоевать» и вернуть в «доброе состояние». Если терапевт «хороший», то внутренний конфликт клиента не воспроизводится и в терапевтических отношениях нет энергии, а если терапевт «очень злой», то конфликт воспроизводится с невыносимой силой для клиента и он из него убегает.

Таким образом, человек не устанавливает с терапевтом отношений «хорошего слияния», соответственно и терапевтический альянс не может быть устойчивым. Единственный способ установить с таким клиентом стабильные отношения это воспроизвести с ним его привычный контакт.

А после этого постепенно трансформировать эти отношения в более поддерживающие и заботливые для клиента, восстанавливая его самоуважение и любовь к себе, которые могут быть основой принятия помощи себе как страдающему человеку. Это особенно трудная работа, большинство отношений, начинающихся с негативного переноса, долго не «живут».

Очень часто терапевты оказываются сильно фрустрированы, когда в ответ на свою заботу получают сначала вину клиента, а потом и его агрессию. Причем эта агрессия может быть вполне выраженной. Будучи отщепленной, она не проходит «социальной обработки», человек не обучается выражать ее в приемлемой форме, а будучи накопленной, она может оказаться взрывной силы.

3. В редких случаях к терапевту приходит «настоящий» «тиран», то есть тот из партнеров, у которого власть и сила в паре. Он тоже не собирается «лечиться», но не против избавиться от «излишней агрессии», которую он накопил. Он в бешенстве, что все так, как есть и он ничего не может изменить ни в людях, его окружающих, ни в обстоятельствах.

Первая попытка «тирана» — попытка «слиться» со своей проекцией силы на терапевта — он хочет заручиться его поддержкой против всего мира: «Мы два сильных замечательных человека и ты мне поможешь стать еще сильнее».

Такой «ход» клиента может вызвать у расщепленного терапевта растерянность и удивление: не понятно, с кем сливаться-то, кого жалеть и спасать. Через некоторое время терапевт выходит из первоначального ступора.

Дальше отношения развиваются в зависимости от расщепления терапевта, от того, какая его «часть» актуализируется в ответ на агрессивность клиента, помогающая избежать переживания собственной беспомощности (и в терапии, и в оживающих в контрпереносе собственных детско-родительских отношениях).

Терапевт – «тиран», использующий идентификацию с агрессором как защиту от собственной беспомощности перед собственным внутренним «тираном» — «родителем», сливается с агрессией клиента, и они вместе «нападают» на партнера клиента в жизни, то есть начинают «улучшать» «жертву».

Терапия развивается на основе слияния, вернее не развивается: происходит «слив» избыточной агрессии в терапевтические отношения, дальше наступает разочарование, что ничего не меняется и клиент уходит, обесценив терапевта («тиран» же все-таки!). Клиент некоторое время чувствует облегчение, его партнер в жизни тоже, давление и уровень агрессии в их паре на некоторое время снижается за счет оттока напряжения в терапевтические отношения.

Терапевт – «жертва», использующий покорность как защиту от агрессии извне и не способный иметь дело с собственной болью и отчаянием, сливается с партнером клиента, с «жертвой», конфронтирует с клиентом.

В этом случае «тиран» развивает интенсивную агрессию к такому терапевту, стремясь «сделать» из терапевта такую же «жертву» как и его партнер в жизни. Если терапевт пугается, то клиент – «тиран» «доводит свою работу» до конца – максимально уничтожает терапевта.

Если терапевт сразу не испугался, он оказывается способен использовать свою агрессию в целях защиты себя от клиента – «тирана». Для клиента это оказывается неожиданным и тревожным. Обычно за этим следуют новые попытки запугать терапевта. Терапевт и здесь может оказаться устойчивым, не испугается агрессии, шантажа.

Тогда «тиран» пытается «сдаться» более сильному под его защиту, но так, чтобы терапевт оценил и был ему благодарен за такой «жест доверия» и «признания». И это следующая терапевтическая ситуация, где дальнейшее зависит от целостности терапевта – соблазнит его «тиран» своим «подчинением» или не соблазнит.

«Спасатель» – терапевт ждет момента, когда снова «все будет хорошо» и «по-доброму», и, «устояв» перед агрессией, может соблазниться на любовь. В этом случае терапевт принимает предлагаемую роль покровителя, и дальше его ждет месть за предыдущий «ущерб» и «унижения» «тирана». На чем терапия и закончится, все предыдущие усилия и успехи пропадут зря.

Самое главное «терапевтическое воздействие» в работе с зависимым человеком – это контакт клиента с целостным терапевтом, способным испытывать и использовать весь спектр чувств. Такой контакт позволяет проживать и выражать чувства, которые в нем возникают, в пространстве терапевт – клиент.

При этом ни агрессия, ни отчаяние клиента не мешают терапевту оставаться в терапевтической позиции. Что это значит?

Самый простой ответ включает несколько аспектов. Переживания и действия клиента не разрушают самоуважение, самопринятие и способность терапевта заботиться о себе. Терапевт, сохраняя свою чувствительность во всем диапазоне переживаний от горя до гнева, отделяет свою жизнь от жизни клиента и ясно понимает, что он всего лишь «объект» для клиента, наделенный «знакомыми» клиенту чертами.

Терапевтические отношения с зависимым человеком не являются встречей двух отдельных личностей (как хочется и «должно быть» в идеале), способных различать сходства и отличия друг друга и сотрудничать в этих условиях.

Их отношения — это воспроизведение некой схемы из жизни клиента, и лично к терапевту эта схема имеет отношение ровно настолько, насколько сам терапевт вовлечется в привычное для клиента взаимодействие. «Ничего личного», просто работа. Допускаю, сколько недовольства такой «цинизм» может вызвать у «спасателей», надеющихся с помощью терапии и своей «миссии» в ней, сделать мир и людей лучше… Увы… 

Если терапевт не расщепляется и сохраняет способность переживать весь диапазон чувств, клиенту никак не удастся вовлечь его в зависимые отношения, поскольку в этом случае для терапевта нет «запрещенных» переживаний, и он способен эмпатировать любому полюсу переживаний клиента и действовать в соответствии со своими переживаниями, раскрывающими смысл происходящего в терапевтических отношениях.

Кто бы перед ним не оказался, «жертва» ли, «тиран» ли, оставаясь целостным терапевт оказывается способен сказать «да» или «нет», где это необходимо, и выразить сочувствие клиенту как страдающему человеку.

Показателем успешного «терапевтического воздействия» может быть результат, то есть любое изменение, движение в ситуации клиента. В работе с зависимостями есть смысл инициировать именно движение в отношениях, дать партнерам возможность почувствовать его.

Для начала движения «драматической» паре надо «открыть слив», а «хронической» — его перекрыть, что сразу изменит степень напряжения и поведение внутри пары. Однако на практике, если работать с парой, выходит, что в силу глубокой расщепленности каждого из партнеров, эти воздействия не приводят к интеграции внутри каждого партнера и принципиальным изменениям в отношениях.

Вместо этого в парах начинается смена паттернов: «драматические» становятся «хроническими» и наоборот. Эффективное терапевтическое воздействие в работе с таким партнерами должно быть направлено на интеграцию каждого партнера внутри пары, работу с расщеплением каждого, например, как с полярностями, после чего работа с парой как с системой будет значительно эффективнее.

Расщепление каждого повторяется в расщеплении их как пары, где одна из внутренних отвергаемых «частей» приписывается партнеру. Необходимо учитывать, что и «жертва» и «тиран» находятся в слиянии с «плохими внутренними объектами», поэтому с ними так трудно установить и сохранить поддерживающие терапевтические отношения.

Самоотношение обоих партнеров так же определяется постоянным контактом с этим «плохим внутренним объектом». Любая терапевтическая работа, в том числе и по интеграции расщепления возможна в отношениях хотя бы «слабо позитивного» переноса, то есть терапевт должен быть для клиента «относительно хорошим объектом» (не столько ругающим и наказывающим, сколько прощающим и вселяющим надежду).

Стать таким объектом — первая задача терапевта в работе с «сильно нарушенными» партнерами. При этом приходится иметь дело с очень сильной тревогой и сопротивлением обоих. Если терапевту удается поддержать хотя бы одного из партнеров, для другого это означает угрозу стабильности их отношений, основанных на агрессии и подчинении. Я так же думаю, что с такими парами лучше работать двум ко-терапевтам.

Теоретически все это не выглядит невозможным. Практически же те, кто имел дело с подобной внутриличностной и межличностной динамикой знает, каких огромных усилий требует эта работа. Дополнительным осложнением является недоступность эмпатии каждому из партнеров, их не удается «поменять местами», то есть актуализировать в каждом противоположный полюс переживаний.

«Тиран» «не хочет» виниться и сочувствовать, а «жертва» — злиться и надеяться. Понятно, что если кто-то из двоих «рискнет» вырваться из них, то это будет более «сохранный», то есть целостный, партнер.

Такой садо-мазо паре, у которой нет запроса на изменение, то есть на оздоровление их отношений, снижения их конфликтности и опасности для жизни, терапевт нужен для организации «слива» напряжения из пары. Если «слив» открывается только для одного из партнеров, то есть у него повысятся возможности терпеть «все это», то именно он окажется в большей безопасности относительно крайних форм агрессии или аутоагрессии.

Этим «сливом» может быть сознательное действие терапевта: обеспечение некоторой безопасности там, где больше ничего невозможно и сделать. А может быть вполне контрпереносным проявлением, результатом расщепления терапевта и его слияния с клиентом.

На терапию обычно приходит «жертва», «тирану» терапия не нужна, он имеет возможность разряжать свое напряжение. Поэтому патологических «тиранов» мы в своем кабинете обычно не видим.

В итоге можно сказать, что имея дело с патологическими зависимыми отношениями в духе «садо-мазо», расщепленный терапевт чаще всего оказывается для пришедшего к нему клиента — «жертвы» «злым» или «добрым» «родителем», в зависимости от своего собственного незавершенного конфликта.

Характер терапевтических отношений будет определяться расщеплением терапевта и клиента, доступным полюсом переживаний у каждого из них и способностью каждого справляться со своим напряжением, не выходя из отношений друг с другом.

«Хорошим спасателем» (то есть «играющим по правилам» клиента, вступающим с ним в отношения слияния) для клиента становится терапевт, разделяющий его чувства, не важно, гнева или вины, вступающий с ним в союз против второго партнера. Терапевт, фрустрирующий клиента тем, что эмоционально присоединяется к его партнеру, становится для любого клиента «тираном».

Можно сказать, что терапевт – «спасатель» — это зависимый терапевт, а «тиран» — контрзависимый. Для первого, как и для клиента, важно восстановить отношения слияния, а для второго – не допустить их. У клиента – «патологической жертвы», то есть самоуничижающейся там, где «положено» возмущаться «плохим обращением», прочные отношения могут быть прежде всего с «тираническим» терапевтом. «Здоровый» терапевт такому клиенту не интересен.

Два следующих случая принципиально отличаются от предыдущих. В 4, 5 вариантах «жертве» становится доступна в некоторой степени инициатива, агрессия (которые легко прерываются, но факт их переживания – уже достижение) и стремление установить «хорошие отношения» с терапевтом.

4. Клиент – «жертва» сначала «топит» терапевта в своих жалобах и просьбах о помощи, терапевт старается помочь чем может (то советом, то утешением), довольно быстро истощается, явно показывая, что просто не знает, что дальше делать.

И в этот момент клиент начинает его сначала жалеть, а потом активно привлекать на свою сторону против «тирана» в духе «смотри, я прав, какой он плохой – и меня измучил, и тебя тоже». Надо сказать, что это редкий вариант развития отношений. Похоже, что в этом случае, когда терапевт «слабеет», клиент получает-таки доступ к своей сильной и «хорошей» части.

Сначала он использует эту часть для «реанимации» терапевта, идентифицируясь сам с родительской фигурой, доброй и мощной, а потом пытается обеспечить себе слияние с терапевтом «пусть мы не такие сильные, как он, но мы вместе и это нам поможет».

Терапевт испытывает душевный подъем от такой поддержки и «благодарно сливается» с клиентом против «тирана», то есть опять расщепляется. Дальше все это может повторяться, как обычно в зависимых отношениях. Клиенту, однако, удается сохранить «хорошие отношения» с «хорошим» терапевтом.

Хотя бы на короткий момент она получает доступ к своей активной и компетентной части. Терапевт, признав свою беспомощность помочь клиенту так, как он хочет, к сожалению, не смог воспользоваться этим переживанием как ресурсом, восстанавливающим реальность, вернее нереальность запроса клиента.

Вместо этого терапевт своим «согласием» и «благодарностью» спровоцировал клиента на восстановление своих надежд на поиск эффективных манипуляций внутри зависимых отношений.

5. Сначала клиент жалуется и просит как-то облегчить его положение. Затем он «проваливает» все попытки терапевта его «спасти» и более-менее открыто намекает терапевту, что тот «не помогает». В ответ терапевт скрывает свое бессилие (прежде всего от себя самого) и начинает усиливать свою активность в поиске «решения» для клиента.

Дальше события могут развиваться в зависимости от того, каким полюсом терапевт отреагирует на расщепляющее воздействие клиента – «жертвы», которая постепенно приобретает черты «тирана» в отношении терапевта.

В ответ на претензии клиента и собственное бессилие терапевт может отреагировать злостью. И тогда он передает клиенту мета-сообщение «сам дурак, ничего не понимаешь, не ценишь мою заботу». И клиент, вместо принципа реальности и бессилия возобновить действие принципа удовольствия, то есть «пусть мне будет хорошо просто так, по праву рождения» и «сделай так, как мне надо», получает агрессивное отреагирование терапевта…

«Нормальная жертва» в ответ пугается и быстро сворачивает свою агрессию, то есть утверждается в своем опыте, что ее инициатива и недовольства наказуемы. Отношения для клиента сначала качнулись в сторону смены ролей  – он успел немного побыть «тираном», а потом качнулись назад – клиент опять «жертва», но «тиран» у него теперь терапевт.

Следующим «шагом» становится «выравнивание» отношений со стороны терапевта: терапевт видит воздействие своей агрессии на клиента – его страх, обиду, отстранение, сам пугается, винится, стыдится, он же «приличный человек», позлиться может, но как только его «злость» достигает цели – изменения в поведении партнера – он возвращается в свое обычное «доброе» состояние, и «сворачивает» свою агрессию, как только клиент «убрал претензии».

Отношения внешне возвращаются в прежнее состояние, но оба затаивают обиду и тревогу.

Если терапевт на свое бессилие реагирует виной, то претензии «более личностно сохранной «жертвы» (по сравнению с описанной во 2 части) «сворачиваются» еще быстрее за счет ее собственной вины в ответ на «страдания» терапевта (именно так клиент переживает «вину» терапевта), результат – как и в предыдущем варианте.

Отношения некоторое время продолжаются и часто заканчиваются «уходом по-английски» клиента, запутавшегося и растерянного, потерявшего надежду что-то прояснить с терапевтом. Ведь, чтобы что-то прояснить, надо это «что-то» прояснить… А ни клиент, ни терапевт не решаются открыто поговорить о происходящем между ними. Продолжение следует. Источник