Зависимые отношения-4

Первые части материала: Зависимые отношения: расщепление, Зависимые отношения-2: садо-мазо, Зависимые отношения-3: варианты развития терапии

Теперь давайте посмотрим на другой полюс континуума зависимых отношений, тот, на котором находятся условно «нормальные», но достаточно конфликтные отношения стабильной зависимой пары.

Они принципиально отличаются от предыдущих вариантов тем, что «условно нормальные» люди на попытки давления реагируют не виной, а недовольством, а на собственные вспышки агрессии – сожалениями, виной, стремлением возместить ущерб, а не еще большей ненавистью.

В такой паре один из партнеров начинает вести себя требовательно и придирчиво по отношению к другому, игнорируя его чувства, пожелания, стремясь все организовать по-своему. Второй подчиняется, терпит, старается быть лучше, извиняется.

Через некоторое время второй выдает вспышку агрессии – недовольства второму партнеру и они на некоторое время как будто меняются полюсами: бывший «тиран» становится «жертвой», а бывшая «жертва» — «тираном». Потом либо все возвращается в первоначальное положение, либо эта смена доступных партнерам полюсов и ролей повторяется. Это уже живая ситуация. Хотя и однообразная.

Мы видим внешне похожую ситуацию: доступность агрессии и недоступность сочувствия одному партнеру, и доступность вины другому.

Однако, эти партнеры гораздо более «высоко организованы» личностно, чем предыдущие. Каждый из них способен позаботиться о себе, проявить инициативу в поиске помощи. Их принципиальное отличие от предыдущей пары заключается в том, что каждому в некоторой степени доступна эмпатия.

Появляются новые переживания. «Тиран» способен испытывать вину, то есть переживать свои действия как агрессивные, а «жертва» обиду, то есть злиться и чувствовать, что ей наносится ущерб. Любой из партнеров, находящийся в позиции «жертвы» в данный момент, хочет помощи и готов ее принять. С другой стороны, «тиран» по – прежнему не может во-время остановиться в «нанесении ущерба», а «жертва» не способна в нужный момент дать отпор. У обоих партнеров саморегуляция остается нарушенной.

Что же происходит и каков механизм смены полюсов и ролей в такой паре?

В разговоре с партнером-1 «жертвой» (в текущий момент) выясняется, что ему не нравится поведение партнера, несмотря на то, что он его терпит. Он обижается и копит эту обиду, следуя тем правилам, которым его обучили: надо быть добрым и тогда все будет хорошо.

Партнер-2 «тиранит» своего партнера-1, следуя своим правилам: «надо быть настойчивым, а то все упустишь», «надо заботиться о себе», при этом он чувствует, что временами «перегибает палку» и накапливает вину.

Партнер-1 копит обиду до некоторого предела, потом понимает, что дальше невозможно копить и будь что будет, даже разрыв, выдает агрессию партнеру-2. Причем так интенсивно, что тот пугается и отступает. Партнер-1 восстанавливает свои границы.

Когда партнер-1 взрывается, партнер-2 отступает даже с некоторым облегчением: ему больше не надо быть виноватым. На следующем этапе «все хорошо»: первый наслаждается свободой от необходимости себя сдерживать, второй – свободой от необходимости все время контролировать и регулировать отношения.

Однако, первый успел накопить и обиду. Она и становится «источником» нового «перекоса»: первый партнер сам начинает вести себя садистически – отыгрывается, а второй, накопив вину, некоторое время терпит «заслуженное наказание». Происходит накопление чувств, взрыв и все повторяется. Такая пара «жалуется», что они все время «меняются ролями», но ничего нового не происходят, отношения им не нравятся.

Смена полюсов происходит за счет взрыва накопленной агрессии у одного и вины у другого.

Может оказаться, что только у одного из партнеров (хотя они и пришли вдвоем) есть запрос на изменения. В таком случае он начинает «игру», пытаясь втянуть терапевта в отношения на своей стороне с целью изменить партнера.

Если терапевт вовлекается в это и занимает чью-то сторону, то есть расщепляется и становится «спасателем» для того, на чьей стороне он оказался, то движение в паре приостанавливается за счет оттока напряжения у «спасенного» и укрепления его власти в паре, зато «отвергнутый» партнер накапливает больше обиды и покидает терапию.

Это снижает напряжение у «отвергнутого терапевтом» партнера: теперь «источником зла» и напряжения является не его супруг, а терапевт, который «ничего не понял». Можно на некоторое время забыть о своих претензиях к супругу, обретя «внешнего врага».

«Спасенный» партнер может еще некоторое время походить на терапию, понаслаждаться своей властью и облегчением, но вскоре он обнаруживает, что его «хорошие отношения» с терапевтом портят его отношения с супругом и постепенно становится восприимчивым к обесцениванию терапевта последним.

Понятно, что отношения с партнером оказываются для «сохранного» человека дороже, чем отношения с терапевтом, и «спасенный» партнер так же покидает терапевта, оставшись в некоторой растерянности: вроде он получил признание своей правоты у терапевта, но отношения с партнером, ради чего все и затевалось, никак не улучшились, скорее ухудшились.

Зачастую оба партнера делают вывод, что терапия – это зло и лучше им разбираться самим.

Чтобы избежать вовлеченности терапевту приходится постоянно обнаруживать попытки партнеров манипулировать друг другом и воздействовать друг на друга вместо того, чтобы учиться предъявлять себя и отвечать за свои чувства и поведение в паре.

Совсем грустно, если оба партнера только декларируют желание достичь улучшения отношений, на самом же деле их цели – привлечение терапевта каждым на свою сторону и воздействие на партнера. В таком случае каждый из них стремиться использовать терапевта для «слива» взаимного недовольства.

Терапевт может начать поддерживать каждого, давая ему возможность разрядки, тогда оба партнера некоторое время будут чувствовать облегчение, смена ролей внутри пары прекратится, а потом предъявят терапевту претензию в том, что в их жизни вне кабинета ничего не меняется. И здесь полезно обнаруживать и предъявлять партнерам их способы избегания контакта друг с другом и неэффективного использования терапевта.

Случай из практики: Я помню семейную пару, которая обратилась в связи с непослушанием и неуважением к ним дочери 14-ти лет. На приеме девочка вела себя то капризно-требовательно, то агрессивно-уничижающе, в точности воспроизводя стиль отношений родителей между собой и к ней.

Сколько я не билась, пытаясь привлечь внимание родителей к их обращению друг с другом, формирующее и поведение их дочери – все без толку. Они хотели лучше «управлять дочерью» и подтвердить каждый свою правоту в отношениях друг с другом…

Понятно, что самое эффективное терапевтическое вмешательство будет, если работать с парой. У таких партнеров, пришедших вдвоем, вполне может быть запрос на улучшение и стабилизацию отношений. Расщепление этих партнеров таково, что вполне может быть преодолено в процессе работы над восстановлением эмпатии друг к другу и обнаружения общих целей у обоих партнеров: быть вместе и реализовывать общие задачи.

После того, как достигнута некоторая личностная интеграция каждого, задачей терапевта становится организовать «слив» накопляемых чувств партнерами друг другу в социально приемлемой форме, то есть поддержать полноценный контакт, в котором присутствуют оба полюса переживаний.

Бывает, что сопротивление и клиентов, и расщепленность терапевта таковы, что терапия заходит в тупик. Тогда лучшее терапевтическое действие – это предъявление партнерам их неэффективных взаимодействий друг с другом и с терапевтом, фиктивность их «официальных целей», а затем – прекращение терапии как не имеющей развивающей перспективы. Такое завершение может иметь обратный эффект для пары: они вполне могут объединиться против «общего врага» — терапевта, который их «бросил в беде», что улучшит их отношения.

Замечательно, если оба партнера «счастливо обретают» каждый для себя терапевта. Если оба терапевта попадают в слияние и в зависимость со своими клиентами, то динамика смены полюсов в паре либо резко ускоряется (каждый из клиентов оказывается поддержан в «правоте своих чувств» «слившимся» с ним зависимым терапевтом), либо останавливается вообще (все движение со сменой полюсов перемещается в терапевтические отношения с контрзависимым терапевтом – «тираном»).

Самый скучный и неперспективный вариант для пары получается тогда, когда один терапевт оказывается в слиянии со своим клиентом, а терапевт второго партнера – нет. Более того, чем «сохранней» терапевт, тем «хуже» придется его клиенту в отношениях с его партнером.

В этом случае получится, что одного партнера «лечат», учат брать ответственность на себя, видеть свои промахи и отвечать за них, быть внимательным к другому, а второго поддерживают в его неврозе (поощряют «добиваться своего», заботиться прежде всего о себе, игнорировать другого как «провинившегося»).

«Выздоравливающий» партнер будет чувствовать, что его гнобят дома еще сильнее, причем за то, в чем его поддерживает терапевт, и жить ему с «этой эмпатией и ответственностью» стало хуже, а не лучше. Эффективное терапевтическое воздействие будет заключаться понятно в чем: сначала показать возможность динамики и ее направления – позволить клиенту делать то, что он хочет, то есть «сливать» свои чувства, дать ему время осознать, как это влияет на его отношения с партнером, то ли это, чего он хочет.



А затем, если это не то, тем, кто пытается себе организовать «слив» или уже его имеет – его перекрыть, то есть не давать возможность освобождаться от чувств, которые возникли в контакте с партнером, в контакте с терапевтом и перенаправлять агрессию, возникающую к терапевту за такое «бессердечие», в реальные отношения «жертвы» с ее «тираном»: «это не я вас мучаю, извините, это вот он, можете терпеть дальше, можете дать ему понять, что так с вами нельзя обращаться».

А тем, у кого нет «слива» его слегка приоткрыть, показав, что в этом мире возможны отношения с заботой и эмпатией. Ну и одновременно идет работа над интеграцией каждого партнера, развития у них способности к эмпатии (например, через ассимиляцию взаимных проекций) и принятии на себя ответственности за свое состояние. То есть терапевт помогает партнерам выражать друг другу свои амбивалентные чувства так, чтобы «плохие чувства» и не накапливались, и будучи выражаемыми, не разрушали отношения.

К сожалению, как я уже говорила, в отношениях, где «полюса фиксированы», более «нарушенные» (то есть ригидные и наполненные внутренними неразрешенными конфликтами каждого из партнеров), и не стоит ожидать от работы больших и быстрых результатов.

Хорошо, если такой клиент – «жертва» научится пользоваться вашей помощью, то есть стал способен распознавать и даже выражать свои противоречивые чувства, развивать свои интересы и способность заботиться о себе, а не использовать вас как «мусорное ведро» для своих проблем. (В работе можно успешно использовать «пустой стул»: у клиентов появляется возможность отреагировать избыток чувств, а так же ассимилировать взаимные проекции).

Очень интересная работа получается, если к терапевту приходит за помощью клиент «вполне сохранный», то есть которому доступны и агрессия, и сочувствие, и вина, но который оказался в отношениях с более расщепленным партнером.

Чаще всего в таких отношениях «жертвой» оказывается более «здоровый» человек. Между прочим, именно в силу своего «здоровья», то есть большей внутренней гибкости, эмпатичности, критического отношения к себе. Такой партнер склонен искать источники конфликтов в себе, а не в партнере, это делает его чувствительным к манипуляциям виной и обидой.

Он «верит» своему расщепленному партнеру, что «плохо себя ведет» потому что сам про себя знает, что такое с ним бывает. А значит надо прислушиваться к «обратной связи» и «улучшать себя» ради сохранения отношений. Вот в этом месте и начинается его зависимость.

Такой человек оказывается в сложной внутренней ситуации: он вроде понимает, что прав, но ему постоянно показывают, что им недовольны, и он начинает сомневаться в себе, его границы продавливаются «вовнутрь», а контроль смещается к другому человеку.

Признаком «здоровья» этих клиентов являются способность о себе заботиться настолько, чтобы заинтересоваться своим состоянием и своим поведением, обращаться за помощью и активно участвовать в ее организации, выстраивать такие отношения с терапевтом, которые будут развивающими и стабильными.

Понятно, что если бы все было как надо, то зависимых отношений бы и не было. Даже у такого «здорового» человека мы обнаруживаем следующие признаки зависимости: смещение ответственности за происходящее, только в данном случае вся ответственность будет приписываться себе, неспособность «вернуть себе» свободу в переживаниях и поведении, ощущение невозможности их прекратить или изменить, чтобы не вызвать страданий – своих или партнера.

Причинять себе боль не хочется, но терпимо, причинять боль другому – «очень плохо». Зависимая личностная структура проявляет себя в ригидности внутренних установок и способов обращения с самим собой и другими, уверенностью, что раз «я такой человек» или «он такой потому, что его мама в детстве не любила», а значит и надо жить в том, что есть. Но не хочется. И тогда человек приходит на терапию, в надежде, что он может ошибаться, и стремящийся к изменениям.

Терапия со «здоровым» клиентом оказывается нелегкой. Она требует от терапевта изрядной целостности. Если в предыдущем примере партнеры могли меняться ролями и взаимодействовать друг с другом своими разными полюсами, но в каждом «круге» все равно только одним из них (если один «тиран», то другой «жертва» и чувства противоположного полюса не доступны каждому до смены ролей), то у «сохранного» клиента эти полюса могут меняться ситуативно, их взаимодействие представляет собой не смену одной тенденции другой, а смену ролей прямо внутри одной ситуации.

В следующей ситуации роли могут быть противоположными. Отличия этих партнеров еще и в том, что здесь появляется новая пара переживаний: явная злость у того, кто сейчас «жертва» (вместо вины или обиды), и огорчение, сожаление, у того, кто сейчас «тиран» (вместо агрессии или вины).

И в этом случае на приеме может оказаться любой партнер из пары, соответственно и его позиция по отношению к терапевту может быть как «жалостливая», так и требовательная.

Тем не менее, обычно приходит к терапевту тот, кто в данный момент чувствует себя «жертвой», хотя вполне сознает накопленную агрессию к своему «тирану», но по каким-то причинам не рискует ее выражать в полной мере внутри отношений. Он обращен к своему «тирану» своим «слабым» полюсом.

Его «сильный» полюс не подавлен виной или обидой, а обращается к терапевту. И тогда терапевт имеет дело с активным и требовательным человеком, который хочет результата, внимателен к промахам и чувствам терапевта, но при этом, как и любой клиент – «жертва», хочет отделаться «малой кровью», то есть от собственного избыточного напряжения и найти эффективную манипуляцию – «управу» на своего «тирана».

«Здоровый» клиент хочет действовать, активно участвовать в своей жизни. В таком случае запрос на слияние звучит не так явно, более того, внутренней задачей такого клиента является не столько вовлечение терапевта в отношения зависимости и использование его в качестве «суррогатной матери» или «мальчика для битья», сколько помощь в улучшении отношений со своим партнером в жизни. У такого клиента достаточно опоры на себя, и для выполнения этой «функции» ему терапевт не очень-то и нужен.

В терапии такой клиент и жалуется и требует одновременно, то есть в новых отношениях, где еще нет прочной эмоциональной связи, он вполне целостен. И если терапевт тоже стабилен и целостен, то есть тоже способен к проявлению и сочувствия, и недовольства, то клиент, «повертевшись» своими полюсами перед ним (то пожалуясь, пытаясь соблазнить слабостью, то погнобя, пытаясь запугать с целью получить все-таки манипуляцию, а не работу над своим изменением), поиспытывав терапевта на устойчивость, силу, способность к эмпатии и сочувствию, способен пережить невозможность вовлечь терапевта в зависимые отношения с собой (то есть принять свое бессилие неограниченно воздействовать на другого человека) и установить рабочие отношения, ведущие к большей интеграции и гибкости самого клиента (основываясь на принципе реальности).

А вот если терапевт расщепляется под воздействием такого клиента и начинает реагировать только на один полюс его вполне здорового, амбивалентного послания…то есть может быть такая ситуация, что клиент оказывается здоровее терапевта, к которому обратился…

Например, клиент заявляет «так мне себя жалко уже, так я устал от постоянного давления на меня, и в то же время злюсь на него!». Терапевт может дать целостный интегрированный ответ, включающий эмоциональный отклик на все составляющие послания клиента в духе «Я вам сочувствую, это действительно тяжело, и злость ваша понятна, и в то же время вы сами тоже участвуете в том, что ситуация именно так складывается. Давайте посмотрим, как вы это делаете, что здесь можно изменить».

А может ответить на ту составляющую послания клиента, которая в данный момент ему оказалась ближе (то есть расщепиться с целью избегания бессилия, вины или агрессии): «да, мне тоже вас жалко», или «меня тоже злит поведение вашего партнера», или «ну вы же сами хотите так жить».

Такой ответ клиент переживает как непонимание, незаслуженную фрустрацию и реагирует раздражением, как и любой нормальный человек в ответ на игнорирование его чувств. И это раздражение клиента попадает в один из полюсов расщепленного терапевта: либо в его условно «слабый» полюс «жертвы», то есть вины, либо в его условно «сильный» полюс «агрессора». В этом случае именно терапевт инициирует нарушение контакта.

Если клиент попал в полюс «жертвы» терапевта, то между ними начинает разыгрываться более или менее напряженная игра садо-мазо, где клиент с удивлением будет обнаруживать себя в роли агрессора, виниться, возмущаться, утешать терапевта, и в конце концов уйдет в раздражении и разочаровании, а терапевт останется в обиде и растерянности.

Если клиент попал в полюс «тирана» терапевта, то это окажутся высоко напряженные и конкурентные отношения, где каждому из партнеров будет не очень понятно, за что они конкурируют, поскольку ни один из них не испытывает явной потребности во власти над другим.

Расстанутся они, скорее всего, в недоумении и в разочаровании друг другом. И, конечно, как в любых зависимых отношениях, каждый будет считать «виноватым» в большей степени другого, чем пытаться осознать, что именно он сам делал «не так».

Не менее интересно получается, когда на терапию приходит «здоровый тиран», то есть человек, вполне осознающий несправедливость своих действий в отношении партнера – «жертвы», виноватый.

Он тоже приходит не столько за изменением, сколько за тем, чтобы избавиться от своего собственного напряжения и найти способ «улучшить» партнера. От терапевта он тоже хочет эмпатии его страданиям, прощения его и подтверждения своей правоты.

Терапевт – «жертва» присоединиться к самообвинениям клиента (к его страдающему партнеру), то есть займет по отношению к самому клиенту позицию «агрессора», начнет усиливать его чувство вины.

Терапевт – «агрессор» начнет поддерживать агрессию клиента к своему партнеру, будет пытаться «избавить» его от чувства вины. В обоих случаях клиент будет фрустрирован. Терапевтические отношения складываются так же, как и в предыдущем случае, но начинается движение ролей между клиентом и терапевтом с другого полюса.

Вывод

В основе зависимости – незавершенные отношения с главным фрутсратором близости в раннем детстве и попытки завершить их снова и снова в каждых новых отношениях.

«Жертва» пытается вернуть себе «добрую, всемогущую мать – утешительницу», а «тиран» – победить «злую мать – предательницу», и, либо «возместить себе ущерб» (для «садиста» — «тирана» это субъективно означает «уничтожение объекта» так же, как «объект уничтожил» его), либо переделать ее «по своему вкусу».

Основной способ воздействия на терапевта – попытка его расщепить и организовать с ним комплементарные отношения слияния. В этих отношениях клиент будет пытаться получить то, что ему не удается получить от своего партнера по отношениям в жизни. В них будут жестко зафиксированы роли и функции партнеров, легализован один полюс переживаний и «запрещен» другой.

Отсюда очевидно, что зависимые отношения, во-первых, функциональны, то есть партнер важен как исполнитель некоторой недостаточной в себе функции, а во вторых – диадические по своей природе. Функция третьего в такой диадической системе – служить оттоком для избыточного напряжения и стабилизации отношений. Попытки изменения таких отношений терапевтом наталкиваются на сопротивление, которое подпитывается сепарационной тревогой перед возможным разрывом отношений в результате изменений.

Поскольку диадические зависимые отношения чреваты взрывами накопленной эмоциональной энергии, то в них практически всегда привлекается третье лицо. И в дальнейшем внутри треугольника образуются более или менее устойчивые пары.

Критериями, по которым мы можем оценить «степень здоровья» клиента, следующие. Опять же, хочу оговориться, что я стараюсь минимально использовать «научные названия» феноменов, моя задача – описать их и помочь научиться различать их «обычным людям», не только психотерапевтам.

Это возможность саморегуляции: произвольное владение своими чувствами хочу – проявляю, не хочу – удерживаю, знаю, где удерживать уместно, а где – уместно реагировать явно, доступность чувств для различения и переживания, чувствительность к «плохому» и «хорошему» обращению, способность позаботиться о себе, находить для себя «пригодную для жизни» внешнюю среду, социальная включенность и продуктивная деятельность, возможность самоутешения и самоподдержки, готовность обращаться за помощью и принимать ее, способность устанавливать стабильные неразрушительные для себя и партнера отношения привязанности.

И, самое главное – брать на себя ответственность за свои чувства и свою жизнь, переживать себя источником инициативы и происходящего в собственной жизни, а не маму, папу или нынешнего партнера. «Верхом здоровья» я бы считала способность принимать реальность такой, какая она есть и извлекать максимум пользы из того, что она предлагает. Последнее связано со способностью к переживанию бессилия, потери, печали, что в конечном итоге и дает возможность личностного роста и развития.

Бессилие и печаль

В работе с зависимостями одним из самых важных моментов является признание и переживание своего бессилия. Для клиента это означает признание того, что его нынешний способ жизни привел его в тупик.

Дальнейшее развитие отношений или себя самого невозможно и за существующую стабильность, в чем бы она не заключалась, придется и дальше платить собственными страданиями.

Прекращение страданий, возобновления движения и развития в жизни начнется, если начать менять что-то в самой ситуации и своем поведении. И для зависимого человека это ужасная новость: дальше по-старому не получается, а по-другому пока не умею.

Перед угрозой таких изменений каждый «нормальный» зависимый развивает огромное сопротивление, продолжает усиленно отрицать реальность, снова и снова ища возможности для «сделок» с жизнью: и статус-кво сохранить, и страдания минимизировать.

Далеко не все, кто понимает, что находится в тупике, где жизнь без страданий невозможна, выбирают изменения. И для успешности в работе, для самосохранения от «выгорания» для терапевта признание своего бессилия не менее важно, чем для клиента. Для него это означает, что терапевт осознает и принимает невозможность помочь клиенту в том, чтобы жить в ситуации, которая субъективно переживается клиентом как невыносимая, ничего не менять в ней, а чувствовать себя хорошо.

Признавая свое бессилие совершить «чудо», терапевт восстанавливает принцип реальности и конфронтирует с отрицанием реальности клиента, и это самое сильное терапевтической воздействие, которое только возможно.

Переживание печали, переход от сопротивления бессилию и попыток воздействия, к гореванию и оплакиванию потери (будь то объект эмоциональной зависимости, вещество или надежды и иллюзии) – поворотный момент в работе.

Пока клиент и терапевт пытаются приспособиться или изменить то, что уже невозможно переделать (зависимость от вещества или другого человека), они избегают этой печали и поддерживают отрицание реальности, остаются поглощенными иллюзией каждый собственного всемогущества, что лишает их возможности двигаться дальше и в жизни, и в терапии.

«То, что невозможно изменить, приходится просто терпеть» (Дж. Кристалл). Именно этого сознавания и принятия они оба пытаются избежать, продолжая искать «инструменты воздействия» на человека, себя самих или химическое вещество, разрушающее жизнь и здоровье клиента.

Признание невозможности нормальной жизни, употребляя химические вещества или оставаясь несвободным и подчиненным воле другого человека из-за страха отделения, расставания, одиночества, собственной некомпетентности в социуме, в жизни вообще, сталкивает и клиента и терапевта с огромным горем, которое, возможно, впервые придется испытать в полной мере и найти ресурсы пережить.

Только признав бесплодность своих попыток изменить что-то, можно приблизиться к собственному бессилию, то есть к ограниченности своих сил и власти над миром и самим собой.

И только признав этот факт можно начать процесс горевания, «отпускания объекта зависимости», что позволит в дальнейшем учиться жить без него, в принципиально других условиях, незнакомых, трудных, но дающих надежду именно в силу своей новизны и незнакомости, поскольку старые условия жизни этой надежды на лучшее уже лишены.

Признавая свое бессилие «спасти» клиента так, как он этого хочет, терапевт передает клиенту несколько чрезвычайно важных сообщений: только ты сам можешь позаботиться о себе, прекратить свои мучения, ты можешь пережить расставание, несмотря на большой опыт совместности, печаль закончится и ты сможешь жить дальше, и это лучше, чем изматывающая зависимость.

Он способен позаботиться о себе, когда отношения становятся разрушительными и мучительными, он может пережить расставание с клиентом, несмотря на большую проделанную совместную работу и эмоциональную связь между ними, он уверен, что останется жив после этого и это переживание расставания в принципе возможно.

Более того, забота о себе и расставание и для терапевта означают печаль и потерю, но это лучше, чем мучительная созависимость без будущего и страдания вины и обиды. Тот же Кристалл говорит, что для каждого человека есть свой предел того, что он может проработать через печаль и горевание.

И очень важно, чтобы этот «предел возможностей» у терапевта был шире, чем у клиента. «Предел переработки» может меняться в течение жизни, расширяться вместе с личностным развитием и внутренним взрослением.

Признавая свое бессилие помочь клиенту так, как он хочет именно сейчас, сообщая ему о своей готовности остановиться в заведомо проигрышной игре с болезнью и пережить печаль расставания, мы показываем клиенту путь развития и сообщаем ему о возможной поддержке на этом пути от нас, как от тех, кто уже это сделал.

На этом основан принцип получения помощи от тех, кто уже «это сделал» заложенный в программе «12 шагов», которая на сегодня остается самой эффективной среди немедикаментозных проектов лечения зависимых, в первую очередь химически.

Зависимость – единое личностное расстройство, поэтому этот же принцип «работает» и в лечении эмоциональной зависимости.

Таким образом, переживание и принятие своего бессилия, восстановление принципа реальности и проработка отрицания болезни, проживание печали и расставания с объектом зависимости – самые важные моменты в лечении зависимости и выздоровлении.

Осталось сказать, когда и как мы сообщаем нашему клиенту о своем бессилии. Признание своего бессилия – это терапевтическое воздействие. Это не отреагирование терапевтом на клиента своего отчаяния, гнева, страха, обиды или вины, сколько бы этих чувств терапевт не накопил за время своих «спасательских» действий. Оно производится если терапевт и клиент прошли фазу сделок и дальнейшая работа – лишь ее затягивание.

Оно так же уместно, когда клиент настаивает на своем манипулятивном требовании, противоречащим принципу реальности.

Некоторые терапевты готовы признать себя бессильными, как только сталкиваются с непониманием того, чего от них хочет клиент, или когда взаимодействие приобретает патологические формы и терапевт чувствует вину или злость, не очень понимая их источник.

В этих случаях терапевт, которого обучили использовать свои чувства в работе, оказывается сначала в растерянности, а потом пытается с ней справиться либо с помощью агрессии, либо с помощью вины. Ни то, ни другое не приносит желаемого результата, поскольку во-первых, является однополярным реагированием, а во-вторых, не «попадает» комплементарно в феноменологию зависимости клиента.

В этих случаях сообщение о своем бессилии становится аффективным отреагированием терапевта, прерывающим контакт, а не терапевтическим шагом, и «переводится» клиентом как «пошел вон» или «сам дурак». Заявление о своем бессилие в таких случаях – просто бегство из контакта. Это прерывание контакта агрессией или виной вместо завершения его грустью о невозможности изменить объективную реальность жизни и отношений, это невыполнение терапевтом своей работы и основание вернуть деньги.

Полезным завершением работы, которая зашла в тупик, может быть сообщение клиенту о своей невозможности улучшить состояние клиента, ничего не меняя в ситуации или самом себе, и предложение остановиться в работе до тех пор, пока клиент не исчерпает надежду на «сделки» и не будет готов что-то менять. Понятно, что продолжить поиск «манипуляций» клиент может с любым другим терапевтом.

Итак, мы видим, что в основе зависимых отношений (в том числе и терапевтических), лежит внутриличностное расщепление (недоступность целого спектра чувств), что лишает возможности осваивать и новое поведение, отсутствие внутреннего контакта между «беспомощной» и «взрослой» «частями» личности.

Следствием этого является более или менее жесткая фиксация «психологических» ролей, переживание источником любого своего состояния партнера (или химического вещества), а не себя. Основным следствием этого становится «выученная беспомощность» зависимого человека, устойчивое представление о себе как о «жертве обстоятельств или дурного обращения», установка «меня мама в детстве не любила, поэтому я такой», что лишает инициативы и интереса к возможным изменениям в самом себе, а именно это мы и называем в терапии безответственностью. Источник

Метки: Зависимость,

• Поделиться
• Поделиться
• ОК
• Твитнуть
• Pocket