О пограничных тонкостях

Определенно, пограничная личность гораздо более чувствительна, чем личность невротического уровня. По причине повышенной чувствительности, стимулов для нее оказывается слишком много, и/или они чрезмерно сильны, причем на фоне сниженной способности их выносить. А невыносимыми они оказываются потому, что переживаются как нечто опасное, буквально угрожающее, магически всемогущее и уничтожающее, а как следствие — смертельно пугающее. 

То, что в контакте с Другим невротик скорее всего даже не заметит, чему не придаст значения, пограничник не только заметит, но и истолкует как наносимый ему лично серьезный ущерб. В восприятии такого человека адресованное ему слово становится «больше, чем словом», некой неуправляемой, насилующей и вредоносной энергией, от которой невозможно защититься, не разрушив контакт.

В этой связи важно понимать, что в ходе лечения погранично-организованный человек не превратится в невротика никаким образом. Чуда не произойдет, и его структура личности принципиально не изменится. Результат лечения заключается также не в снижении годами развивавшейся до такой степени чувствительности (то есть не отказ от одной из своих самых развитых частей, что в принципе можно расценивать и использовать в дальнейшем как богатейший ресурс).

Но такой человек может начать иначе воспринимать поступающие извне сигналы, благодаря анализу, структурированию тревоги, и управлению своими реакциями (это уже относится к поведенческим задачам и требует работы на другом уровне, но благодаря осознаванию появляется хотя бы шанс к этому уровню приблизиться). Например, место отрицания проблемы может занять признание факта, что «пока я не умею управлять своей реакцией, но уже осознаю ее как избыточную или не соотносящуюся с данными обстоятельствами, и в принципе могу выбирать иное реагирование».

Человек с пограничной организацией сохранит свои гиперразвитые способности: он по-прежнему будет замечать незаметные для других тонкие моменты, мимолетные оттенки и слабые сигналы, однако фокус внимания сместится с ощущения себя «жертвой атаки» на анализ, тестирование и понимание, что происходит во внешней реальности и как это соотносится с актуальным внутренним содержанием.

  

Попробую описать этот процесс на примере психотерапевтического контакта.

Если раньше любая «ошибка*» психотерапевта не просто замечалась, но тут же распознавалась как исходящая от него агрессия, его месть, реализация терапевтом желания ранить, и потому сразу же, реактивно могла вызывать сильный гнев и даже ярость (бурно выраженную вовне), то в ходе лечения может быть достигнут новый способ поведения.

Клиент, как и раньше, не оставит эту «ошибку*» незамеченной, но теперь она может быть воспринята с учетом протестированной (благодаря существующему теперь Наблюдателю) реальности, возникшее беспокойство подвергнуто анализу, вследствие чего отношение к данной ситуации окажется менее резким, не столь реактивным и уничтожающим.

Так, во внутреннюю реальность клиента сможет уже быть встроено осознание, что терапевт живой и отдельный, а обычным людям свойственно порой не угадывать желания и потребности других, для живых людей допустимы промахи, они могут порой что-то забывать, не замечать или упускать из виду.

Так, вместе с этим примирением с невсемогуществом другого, приходит и сглаженность собственного всемогущества (такой защитный механизм психики, как всемогущий контроль, становится менее ригидным), то есть ослабевает жестокость и в отношении к себе, снижаются нереалистические требования быть совершенным и за все отвечающим, а собственная неидеальность может теперь больше приниматься.

* - Теперь хочу немного пояснить свои слова про «ошибки» терапевта. В кавычки я взяла это понятие, поскольку реальными ошибками психотерапевта я считаю нарушения Этического Кодекса, к которым я отношу, например, создание двойных отношений, вступление в сексуальный контакт с клиентом, разглашение конфиденциальной информации и т.д.

То же, что происходит внутри терапевтического пространства, осознается терапевтом (он понимает, что и с какой целью делает, распознает свои ощущения и реакции из терапевтической позиции), и что не содержит намерения причинить клиенту вред, является лишь частью терапевтических отношений и тем самым рабочим материалом, используя который лечение и выстраивается.

Так, какое-то не вполне точно произнесенное терапевтом слово клиент невротического уровня либо вообще не заметит, либо, не поняв что имелось в виду, может удивиться, отказаться от сказанного или захочет прояснить, уточнить.

Клиент с пограничной структурой либо возмутится (обидится, разъярится), либо эти чувства не будут им осознанны и выльются в бессознательное отыгрывание (резкую потерю энергии, прогул или опоздание на следующую встречу, импульсивное желание прервать терапию, потерю смысла лечения и пр.).

Тут за «ошибку» может сойти буквально все: не та интонация, скорость или тембр речи, жесты, мимика, взгляд, пауза, опоздание терапевта на минуту, забытая деталь из прошлых встреч и пр. Слово, которое можно истолковать неоднозначно, наверняка воспримется ошибкой.

Однако если говорить о пограничном клиенте, который прошел психотерапию или приближается к завершающей стадии лечения, то его реакция на подобные вещи будет скорее всего уже иной: он заметит, «почувствует» эту деталь (как и прежде), озвучит замеченное (с каким-то оттенком своего отношения, возможно даже садистическим, из серии «ткнуть терапевта носом в его промах»).

Но прогрессом здесь будет являться сам факт, что клиент хотя бы сможет это символизировать в виде слова, а не действовать, как прежде, разрушая терапию. Также в результате лечения клиент сможет признать, что из-за произошедшей ситуации или недопонимания не случилось ничего страшного, потерянный контакт может быть восстановлен вновь, а терапевт «прощен».

Если задуматься, то подобная работа похожа на осторожное ступание по канату на большой высоте без страховки, и как-то я даже приводила эту ассоциацию. Но зато как радостно и тепло в конце, когда долгий-долгий канатный путь оказывается пройден.